Большинству из нас известно из классической истории такое знаменательное событие, как восстание декабристов, которое произошло в конце декабря 1825 года в столице России. Восстание было подавлено к вечеру того же дня (14 декабря по старому стилю, 26 по-новому) и через несколько месяцев казнили пятерых самых опасных государственных преступников, исходя из допросов следователей: П. И. Пестеля, К. Ф. Рылеева, С. И. Муравьёва-Апостола, М. П. Бестужева-Рюмина и П. Г. Каховского. Многие участники восстания и члены тайных обществ, имевших отношение к его подготовке, были отправлены в ссылку и на каторгу в Сибирь. Среди декабристов, осужденных по первому разряду, предполагавшему смертную казнь, выделялся Сергей Григорьевич Волконский, который в конце своей жизни решил записать свою автобиографию. Его сын Михаил Сергеевич Волконский писал записки с рассказов своего отца, но, к сожалению, так сложились обстоятельства, что записки Сергея Григорьевича не были полностью окончены по причине внезапной его смерти, однако Михаил Сергеевич на этом не остановился. В начале XX века он настоял на публикации записок своих родителей (не только отца, но и матери – Марии Николаевны Волконской), и в 1901 году записки Сергея Григорьевича Волконского наконец-то были изданы в Санкт- Петербурге.
Сергей Григорьевич Волконский, как и многие декабристы, принадлежал к дворянскому сословию. Род Волконских вел свое происхождение от потомков Рюриковичей (сам Сергей Григорьевич был представителем 25 поколения). Представители этого рода были при дворе и занимали высокие чины в армии, поддерживали хорошие отношения с членами императорского дома.
Сергей Григорьевич родился в конце XVIII века в 1788 году в родовом доме Волконских. К возрасту 8 лет он был записан в военный полк, хотя еще совсем недавно при правлении Екатерины Второй, детям из дворянских семей полагалось практически сразу после рождения быть причисленным к определенным полкам, но так как любая смена правителя несла за собой и законодательные изменения, семья Волконских добилась при правлении Павла I некоторого рода привилегий. Сам Император Павел I считал, что все должны начинать служить не с рождения, а с определенного возраста, но для семьи Волконских он сделал исключение. Возможно, еще и потому, что мать Сергея Григорьевича – княгиня Александра Николаевна Волконская была близкой подругой императрицы Марии Федоровны.
Забегая вперед, надо отметить, что Александра Николаевна сыграла ключевую роль в судьбе своего сына. Благодаря ее хлопотам (а она была статс-дамой двора, приближенной к императорской семье), срок каторжных работ для Сергея Волконского был впоследствии значительно сокращен.
В детские годы Сереже полагалось, как и остальным детям дворянского сословия, получить домашнее образование. Затем, будучи уже подростком, он поступил в престижный пансион аббата Николя в Санкт- Петербурге. Именно здесь Сергей Григорьевич познакомился с Александром Бенкендорфом, который сначала был для него хорошим школьным, позднее и военным товарищем, а во время разоблачения тайного общества и ареста декабристов, стал оппонентом для своего бывшего друга. Нельзя сказать, что после случившегося Сергей Волконский ненавидел Александра Христофоровича, напротив, до конца своих дней он всегда отзывался о нем со всем уважением и почтительностью.
После окончания пансиона, С.Г. Волконский поступает на военную службу, где впоследствии добивается больших успехов. К счастью или к печали, его военная карьера пришлась на период наполеоновских войн и заграничных походов. За девять с половиной лет он принял участие в 58 больших и малых сражениях. Практически в одной из первых своих военных компании Сергей Волконский был сильно ранен, за что впоследствии получил первый орден – золотой крест за битву при Прейсиш-Эйлау. Копия этой награды в настоящее время представлена в экспозиции Дома-музея семьи Волконских в Иркутске. В возрасте двадцати четырех лет Сергей Волконский получает звание генерала майора, и после победы русской армии над Наполеоном возвращается в Петербург, который принял его как героя.
В перерывах между военными кампаниями Кавалергардский полк, в котором состоял Волконский, располагался в Петербурге. Молодые офицеры в свободное время вели весьма вольный образ жизни, как говорил сам Сергей Григорьевич в воспоминаниях, «любили и пошалить, и покутить». Были случаи, когда император Александр Первый делал серьезные замечания С.Г. Волконскому за его вольнодумство и отклонение от устава. О некоторых таких случаях шла речь в том числе и в передаче «Час истины», посвященной декабристу Сергею Волконскому.
«Безусловно, отдельные вопиющие случаи неподобающего поведения требовали расследования, но нельзя сказать, что Сергей Волконский был каким-то исключением из правил, единственным офицером, который позволял себе излишние вольности, например импровизированные концерты, поездки через город без форменной одежды и так далее», – уточняет Любовь Михайловна Подшивалова, заведующая отделом «Дом и усадьба Волконских». – «Праздную жизнь молодежи из высшего света XIX века можно встретить и в романе Л.Н. Толстого «Война и мир», где описываются различные кутежи, в которых участвовал Пьер Безухов».
Многие традиции того времени для нас, современных людей, не всегда понятны и приемлемы. Например, в XIX веке вряд ли кого-то могла смутить большая разница в возрасте между людьми, вступающими в брак, когда жених мог быть намного старше своей суженой. Сергей Григорьевич женился в очень зрелом возрасте, в 37 лет, на Марии Николаевне Раевской, которая была моложе своего жениха почти на 17 лет. Как правило, решение о замужестве принимали родители невесты, обращая очень большое и пристальное внимание на финансовое и статусное положение жениха. Князь Сергей Волконский, принадлежавший к старинному и очень знатному роду, считался весьма завидным женихом, и генерал Николай Николаевич Раевский был искренне рад такой партии, хотя его дочь Мария и не испытывала к Волконскому особо сильных чувств.
К времени свадьбы Сергей Григорьевич уже был членом тайного общества, что, в общем, не было тайной для будущего тестя. Генерал Раевский предложил Волконскому, как и его товарищу, Михаилу Федоровичу Орлову, сватавшемуся к другой его дочери, Екатерине, и также входившему в тайное общество, покончить с этим. Михаил Орлов согласился и вышел из Южного общества ради женитьбы, а Сергей Григорьевич отказался. Несмотря на это, Николай Николаевич Раевский, учитывая выгоды от этой партии, дал согласие на брак. В январе 1825 года С.Г. Волконский женился на Марии Николаевне Раевской.
В тайное общество Сергей Волконский вступает в 1820 году благодаря длительному и тесному общению с В.Л. Давыдовым, М.Ф. Орловым, с М.А. Фонвизиным и другими. За несколько лет до вступления в тайное общество Волконский становится членом масонской ложи, что было достаточно распространено среди представителей дворянского сословия. Масонские ложи были одним из популярных видов «клубов по интересам». В начале XIX века наступило уникальное время, когда, по словам Ю.М. Лотмана среди образованных людей стало принято говорить. Говорить на разные темы, в том числе злободневные, общественные, политические, что раньше – в том же XVIII веке было еще немыслимо. Круг тем в приличном обществе всегда был ограничен – нельзя было рассуждать о политике, реформах, способах развития общества. В новом же времени это стало для молодых людей практически глотком свежего воздуха, когда появились возможности общения в кругу единомышленников. Сергей Григорьевич Волконский стал не исключением из правил. Именно в этом обществе Сергей Волконский почувствовал себя нужным. Об этом он, в том числе, упоминает в своих записках, говоря что «в собственных глазах вполне понял, что вступил на благородную стезю деятельности гражданской». Прежняя жизнь была для Сергея пустой и бессмысленной, в то время как участие в тайном обществе дает ему новый смысл жизни. Ему нравилось быть с теми людьми, которые искренне были озабочены судьбой собственной страны, и он не хотел терять круг этого общения. Это для него стало некой новой ступенью в личном развитии.
В 1820 году С.Г. Волконский вступил в «Союз благоденствия», в 1821 вошел в Южное общество (с 1823 возглавлял вместе с В. Л. Давыдовым Каменскую управу общества). Лидер общества, Павел Пестель возлагал на Сергея Григорьевича большие надежды, ведь будучи действующим генерал-майором, под командой которого находилась целая военная бригада, он мог привести в действие серьезную военную силу, которая была очень нужна заговорщикам. К сожалению или же к счастью, этого так и не случилось. Пестель был арестован еще до событий, произошедших в Петербурге на Сенатской площади. На встрече с Сергеем Волконским он просил уничтожить список «Русской правды», однако это не было в конечном итоге исполнено. Некоторые члены Южного общества пытались уговорить С.Г. Волконского все-таки выступить с теми вооруженными силами, которые могли бы за ним пойти, но он категорически отказался.
В начале января 1826 года Сергей Волконский был арестован и отправлен в Петропавловскую крепость в Санкт-Петербург. Во время допроса Сергей Григорьевич всячески старался уходить от прямых ответов на вопросы следствия. В передаче «Час истины» упоминается, что он якобы притворился сумасшедшим для того, чтобы не сказать лишней информации, которая скажется не только на его судьбе, но и на судьбах его товарищей. «Он действительно выбрал такой вариант ответов на допросные листы, при котором с одной стороны, изъявлял готовность сотрудничать со следствием, заявлял о своей виновности, а с другой – подтверждал уже заведомо известную информацию. При повторных допросах ссылался на плохую память и подтверждал только то, что уже содержалось в вопросах следователя, заботясь о безопасности своих товарищей по тайному обществу», – дополняет Любовь Михайловна.
Конечно, были и декабристы, все же выдававшие информации больше, чем это было необходимо. На это, как полагают многие исследователи, были свои причины. Арестованных содержали в одиночных камерах в течение длительного времени, без возможности свиданий с родственниками и других вариантов общения. И для многих это было очень сильным психологическим испытанием, и когда выдавалась возможность пообщаться хоть со следователем, могло прозвучать слишком много подробных историй, которые несли за собой неблагоприятные последствия. Многие изучавшие эту проблематику, считают, что у декабристов даже «в голову не могли прийти», что кого-то нужно «сдать», о ком-то нужно дополнительно рассказать. Они общались со следствием, потому что это была единственная возможность поговорить хоть с каким-то живым человеком. Нельзя исключать и тот вариант, что для некоторых подследственных допросы были той единственной возможностью рассказать о проблемах в государстве, о тех путях решения кризисных проблем, которые они видели в существовании тайных обществ.
После полугодового следствия и допросов, Сергей Григорьевич в июле 1826 года был осужден по наивысшему первому разряду, изначально подразумевавшему смертную казнь, замененную на 20-летнюю каторгу и пожизненное поселение в Сибири. Первая партия декабристов, куда кроме Волконского входили еще семь человек, была вскоре после объявления приговора отправлена в Сибирь. Первые одиннадцать месяцев они отбывали каторжные работы в Благодатском руднике, недалеко от Нерчинска. Условия содержания и трудовая повинность были очень тяжелыми. Работали заключенные под землей, норма выработки серебряной и свинцовой руды составляла порядка 45 кг на человека. Длительные физические нагрузки сказались и на здоровье декабристов. Многие из них страдали болезнями легких. Именно в это время в Забайкалье приезжают первые из жен декабристов – Екатерина Ивановна Трубецкая и Мария Николаевна Волконская – для того, чтобы разделить тяжесть изгнания своих мужей. Екатерина Трубецкая, вышедшая замуж по большой любви, не колеблясь, сразу изъявила желание и добилась разрешения следовать за мужем на каторгу. Мария Николаевна, недостаточно хорошо знавшая супруга до свадьбы, не имевшая возможность узнать его как человека за короткий период супружества – от свадьбы до ареста Сергея Григорьевича прошел всего год, – оказалась в более сложном положении. К тому же на ее руках был маленький сын Николай, которого не разрешено было брать с собой в Сибирь, его предстояло оставить на попечение отца и свекрови. Более того, вся семья Марии была категорически против ее поездки вслед за мужем, отец и старший брат несколько месяцев скрывали от нее, что приговор уже вынесен, а Сергей Григорьевич уже выслан на каторжные работы. Тем не менее, узнав все, Мария Николаевна решительно заявила о своем желании поехать вслед за супругом.
По приезде в Сибирь жены декабристов не только оказали всевозможную поддержку своим мужьям и их товарищам по несчастью. Они не дали декабристам остаться в изоляции от своих семей. Запрет на переписку касался только самих государственных преступников, но не их жен. Постоянная переписка, ведение которой женщины взяли на себя, помогла наладить связи с родными и близкими практически для всех декабристов.
Женщины писали письма не только за себя, но и за своих мужей, за их близких товарищей, у которых не было жён или были иные обстоятельства, по которым они остались одни. У каждой дамы было до 10-12 адресатов, в неделю каждая писала до тридцати писем. Один или два раза в неделю, когда приезжал почтовый курьер они получали множество писем, которые необходимо было не только прочитать, но и в короткие сроки дать на них ответы. Более того, чтобы написать письмо необходимо было найти бумагу, которая не всегда могла быть хорошего качества, гусиные перья, чернила. Писали исключительно при свечном освещении. Переписка велась медленно, в лучшем случае письмо из Сибири могло достигнуть Москвы или Петербурга за полтора месяца, но чаще сроки были куда более длительные. Письма проходили обязательную цензуру, могли потеряться в дороге, но, несмотря на все эти печальные обстоятельства, большинство доходило до своих адресатов.
В скором времени декабристов, находившихся в Благодатском руднике, переводят в Читинский острог, куда отправлялись осужденные и по другим разрядам. В Чите условия содержания были более приличные. В Петербурге бытовало мнение, что в Забайкалье везде находятся рудники, отправляя государственных преступников в Читу, предполагалось, что они будут заняты на тяжелых работах, как это было, например в Благодатском руднике.
Но в Чите не было ни рудников, ни заводов, поэтому декабристы были заняты на посильных работах, которые носили временный характер. Они работали на мельницах и на ремонте дорог, что крайне отличалось от работы под землей. Уже в читинском остроге декабристы продумывали план побега, но он вскоре провалился. Один из декабристов, Иван Иванович Сухинов, содержавшийся на Зерентуйском руднике Нерчинского завода, предпринял попытку бегства в сговоре с несколькими каторжниками-уголовниками, но был выдан одним из участников заговора. Все участники были приговорены к казни, Сухинов покончил собой перед расстрелом. Именно эти события положили конец всем планам декабристов организовать побег из Читинского острога.
После этого декабристы в заключении организовали знаменитую «каторжную академию» – читали друг другу лекции по разным наукам (истории, математике, военному делу и т.п.), изучали иностранные языки, осваивали разные ремесла. Сергей Григорьевич Волконский входил в группу так называемых «огородников», на которых была возложена обязанность выращивать овощи, зелень и другие растения на территории острога. Сергей Волконский так был увлечен новым делом, что через жену выписывал биологические атласы и журналы, семена растений, которые потом доставлялись в Читу. Безусловно, не только Волконский просил прислать книги. Все декабристы, находящиеся на каторге, выписывали огромное количество литературы как на русском, так и на многих европейских языках. Все эти книги должны были проходить обязательную цензуру коменданта Нерчинских заводов, генерал-лейтенанта Станислава Романовича Лепарского. Но так как книг для прочтения было слишком много, Лепарский придумал достойный выход: вся литература, проходившая через его руки получала визу «Читал» и подпись «Лепарский». Одна из таких книг с автографом коменданта Нерчинских заводов находится в постоянной экспозиции Дома-музея Трубецких, входящего в состав Иркутского музея декабристов наряду с Домом-музеем Волконских.
Огородничество на каторге помогало декабристам разнообразить свой скудный рацион. На стол нарезали сочные огурцы, белокочанную капусту, зелень и другие свежие овощи. Впоследствии, Сергей Григорьевич не оставил свое огородное дело. Он собирал урожай для своей семьи, а также продавал лишний урожая и зарабатывал на этом немного денег.
Позднее, когда декабристов из Читы перевели в новое место содержания Петровский завод, они тоже имели свободное время для занятий самообразованием, а также для организации учебного процесса для детей местных жителей и солдат, составлявших охрану каземата.
В 1835 году, после смерти матери С.Г. Волконского Александры Николаевны, императором Николаем I было подписано распоряжение «об освобождении Сергея Волконского от каторжных работ и обращении в Сибири на поселение». Так досрочно прекратился его каторжный срок. Распределение на поселение было очень серьезным и важным вопросом. Места дальнейшей ссылки могли быть раскиданы по всей Западной и Восточной Сибири: от отдаленных глухих деревень в Якутском крае до достаточно больших городов в Западной Сибири.
Период каторжных работ, несмотря на всю тяжесть наказания, был благодатным временем для декабристов, ведь все они находились в одном месте, в одном привычном обществе, имели возможность свободно говорить на любые темы. Никто не хотел оказаться один в незнакомой среде, где нет никого из близких, были печальные случаи, когда государственных преступников отвергали тех сельских общин, в которые они попадали. Уровень воспитания, образования и мировоззрения отличался самым кардинальным образом.
Жены декабристов, безусловно, писали своим родственникам с просьбами позаботиться об их благополучном поселении. Волконские поначалу рассчитывали на поселение в Западной Сибири, но им это не было разрешено. Местом поселения в конечном итоге было назначено село Урик, расположенное недалеко от Иркутска, бывшего столицей Восточной Сибири. В Урике уже проживало несколько сосланных декабристов, в том числе профессиональный врач Фердинанд Богданович Вольф, и именно рядом с Вольфом просила разрешения быть поселенной Мария Николаевна – для «оказания пособия Волконскому и его детям в болезненном их положении».
В 1837 году семья Волконских переезжает из Петровского Завода в село Урик. По закону поселенцам в Сибири полагался земельный участок в 15 десятин (около 16 гектар), который должна была выделить та сельская община, к которой определяли конкретного поселенца. Были случаи, когда декабристам сельская община могла выделить землю в самых неудобных местах, отдаленных или болотистых. Но участок, выделенный Волконскому, судя по всему, был достаточно плодородный, что позволило выращивать хлеб, овощи, содержать табун в 25 лошадей, и иметь возможность продавать урожай на иркутском рынке.
Безусловно, доходы, получаемые от продаж урожая, вряд ли были достаточными для содержания семейства, в этом вопросе поддержку оказывали родственники Сергея Григорьевича, которые на протяжении всего периода ссылки отправляли и посылки с одеждой, мебелью, книгами, продуктами, и помогали финансово.
Дом, который был построен в этом селе, впоследствии был самими Волконскими перевезен в Иркутск. Сейчас по адресу переулок Волконского, 10 располагается мемориальная усадьба Волконских – отдел Иркутского музея декабристов.
В Урике С.Г. Волконский со своей семьей прожил около девяти лет. Несмотря на то, что изначально было запрещено селить государственных преступников в крупных губернских городах, Мария Николаевна добилась разрешения на переезд в Иркутск в 1846 году. Однако переехать было разрешено только ей самой и ее детям. Сергей Григорьевич был «приписан» к Урику и должен был большую часть времени проводить в месте поселения, и дважды в неделю ему дозволялось навещать семью в Иркутске. Такое положение вещей сохранялось не очень долго и, в конечном счете, Волконский перебрался к семье и жил уже городе. Дом в Урике разобрали по бревнам и перевезли на место будущей усадьбы, приобретенной на одного из родственников Волконского. Обустройство заняло несколько месяцев, в течение которых семья жила в доме купца 1 гильдии Евфимия Кузнецова, владевшего значительной недвижимостью в этой части Иркутска.
Мария Николаевна Волконская, как и Екатерина Ивановна Трубецкая, по принятой в то время дворянской традиции, занималась воспитанием нескольких девочек из бедных семей, или сирот. Их учили грамоте, рукоделию, помогали собрать приданое и при случае старались выдать девочку замуж. Мальчиков тоже могли брать на воспитание, но с ними уже занимались мужчины.
В Иркутске семья прожила около 10 лет, затем после амнистии 26 августа 1856 года Волконскому было разрешено вернуться в Центральную Россию. По царскому манифесту ему было возвращено дворянство, восстановлены наследные и имущественные права, но это не касалось княжеского титула. Специальным указом этот титул был возвращен сыну Сергея Григорьевича – Михаилу, который и был тем человеком, доставившим манифест об амнистии из Москвы в Иркутск.
К слову, смерть императора Николая I была воспринята декабристами очень неоднозначно. Сергей Григорьевич, например, искренне был опечален смертью монарха и, по свидетельству Марии Николаевны «плакал несколько дней». Волконский никогда не испытывал чувства злопамятства к императору, «отдавая должное его хорошим качествам, стойкости характера и хладнокровию».
Сергей Григорьевич уехал в Москву, где уже к этому времени находились его жена и дочь (Марии Николаевне еще в 1855 году разрешили выехать из Сибири для прохождения лечения, а Елена Сергеевна была там из-за судебного разбирательства по делу своего первого мужа, Д.В. Молчанова). Впоследствии Сергей Волконский несколько раз получал дозволение выезжать за границу для лечения на водах. Последние годы жизни он провел в селе Вороньки, Черниговской губернии – где было имение их дочери Елены, доставшееся ей от второго мужа, Н.А. Кочубея. Здесь в Вороньках Сергей Григорьевич и работал над своими «Записками», здесь же и был похоронен рядом со своей женой, Марией Николаевной.
Что касается оставшегося дома Волконских в Иркутске, то он был приобретен иркутским купцом И.С. Хаминовым и впоследствии был передан городу для устройства благотворительного заведения. В 1868 году здесь была открыта ремесленно-сиропитательная школа для обучения мальчиков. После ее закрытия в 1911 году, здесь некоторое время квартировали казачьи полки, а уже после Октябрьской революции года дом был национализирован. Сначала в нем некоторое время располагалось училище, затем общежитие, а с конца 1920-х гг. – коммунальные квартиры.
В 1974 году началась полномасштабная реставрация дома Волконских с последующим открытием музея. 11 лет велась работа над созданием мемориальной усадьбы С.Г. Волконского, и в 1985 году была открыта выставка «Памяти декабристов», посвященная 160-летию со дня восстания на Сенатской площади.
Музей открыт для посетителей и в наше время. Традиции и быт княжеской семьи Волконских представлены частично воссозданными историческими интерьерами дома, в которых находятся не только бесценные мемориальные вещи семьи Волконских, но и других декабристов и их потомков.
По. материалам интервью с Подшиваловой Любовью Михайловной – заведующая отделом «Дом и усадьба Волконских». Интервью провела журналист Анастасия Спешилова. Фото: Анастасия Спешилова
